Сеня, Про ёлку это не актуально!...

 
  Надо торопиться. Сеня это понимает. Он не мешает, не путается под ногами, не лезет, куда не просят. Он, замирая сердцем, ждёт, когда же наконец можно будет начинать. А мама долго-долго несёт табуретку, встаёт на неё, достаёт с антресолей одну коробку, другую... Сейчас вот... Ох... Сейчас... Они будут украшать ёлку. Вот она стоит. Сеня посмотрел на неё и засмеялся от радости. У них для неё - и шары, и мишура, и шишки, и сосульки и много ещё чего, но самое главное - серебряная верхушечка с пятью колокольчиками. Сеня уже давно - два дня - знает, что ему можно будет украшать ёлку. В прошлом году он не украшал. Это точно. Он бы запомнил. А позавчера, когда шумно и весело ввалился папа, пахнущий своими сигаретами, морозным воздухом, влажностью подтаявшего на воротнике и шапке инея, - и крякнув свалил её с плеча ("Вот, Сём, принёс вам... Украшайте..."), у Сени томительно и сладко заныло сердечко. Ёлка, лежащая на полу, опутанная сеткой, как пленённая русалка, была так сказочно хо роша, так красива, но не величавой, торжественной красотой, а какой-то жалкой, ускользающей, зыбко-печальной. Сеня смотрел на неё, и только одну её и видел, не замечая суетящихся вокруг родителей - как будто она сама встала, сбросив путы, прошла послушно в отведённый для неё угол и покорно застыла в нём, замерла в кротком ожидании. А когда оттаяв, она начала пахнуть - пронзительно и грустно, но наполняя душу такой надеждой на скорую радость, суля такое невиданное счастье, что Сеня почувствовал, как горячая волна подступает, подступает к горлу... и не сдержал слёз.
  А потом Сеню увели к бабушке. И хотя мама пообещала, что без него украшать не будет, что-то испуганно вспорхнуло в груди, когда он услышал из трубки: "Сыночка, мне ещё ночь надо отдежурить, я завтра..." Завтра... Как завтра? Завтра - Новый Год! А когда ж украшать? Или мама уже?.. "Ничего, ничего сыночка, я рано-рано приду, и мы быстренько сделаем..."
  А назавтра было Утро. Самое солнечное, самое морозное, самое сверкающее из всех утр! Никто ещё не видел такого утра! От бабушки шли пешком и от ожидания и радостного возбуждения, Сеня всю дорогу дрыгал ногами при ходьбе, пока мама не сказала, чтобы он не дёргался как припадочный. Сеня весело и мирно засмеялся и съел втихаря пригоршню снега.   "И вот сейчас, и вот сейчас..." - громко распевает Сеня, пока мама несёт в зал коробки. Звонок. Мама говорит по телефону, но эта задержка хоть и заставляет Сеню дрожать от нетерпения, не может омрачить его радости, к тому же догадливый Сеня прекрасно знает, кто звонит. Это папа звонит. Мама всегда так тихо с ним разговаривает. А ещё догадливый Сеня прекрасно знает, кто к ним сегодня придёт. Папа придёт. Сеня сам радуется своей догадливости - мама купила эту кислящую морковку для салата, который кроме папы никто не ест. Ох! Ну папа ж придёт, а время идёт, а мама звонит, а ёлка стоит... Пора, пора! Сеня схватил макушечку и, встав на табурет, потянулся-потянулся к русалочьей головке, пытаясь водрузить на неё драгоценную корону... Но русалки не признают людских украшений - встрепенулась, качнулась, уворачиваясь и... Сеня стоял на табурете и всё ещё улыбался - он видел и осколки и мамины глаза, но не мог и не мог поверить в случившееся... И тем сильнее обрушилось оно на него сп устя минуту, придавив болью и виной такой невыносимой тяжести, что невозможно стало не только говорить и плакать, но дышать и жить.
  Как сквозь вату слышит Сеня сквозь эту боль: "Нет, ну что за ребёнок! Зачем ты туда полез? Ну что надо сказать?.." Вот опять это слово "прости"... Ну при чём здесь "прости"? И что такое это "прости"? "Прости" говорит он бабушке, когда купаясь, забрызгивает пол. Ленке Черновой вчера он сказал "прости", когда так её дёрнул в сказке про репку, что у неё лямка от сарафана лопнула. Но при чём здесь его страшная вина? Что с ней может сделать это коротенькое "прости"? У него есть, есть оправдание, но в том-то и дело, в том-то и ужас, что Сеня и сам его не может высказать, а только чувствует всей душой. Оно ведь не в том, что он хотел побыстрее начать украшать ёлку, вернее - не только в этом. Оправдание - это и папина кислящая морковка, и искрящийся в солнечном свете воздух сегодняшнего утра, и приглушённый мамин говор по телефону, и вкусные бабушкины блинчики сегодня на завтрак, и этот не с чем не сравнимый запах хвои в тепле комнаты... И много-много другого, чего и вспомнить Сен я не может, но что мягко теснится в детской душе, не оставляя пустым и холодным ни одного уголочка. И вот это всё огромное, важное нужно "сказать"! Разве это возможно? А сказать маленькое, куцее, и, что хуже всего - мамой уже подсказанное "прости" - это значит отказаться от того огромного и важного, значит признать, что всё это не больше мокрого пола или порванной лямки . Ох! Уж лучше и не говорить вовсе.
  А вечером, когда Сеня выходит, наконец, из своей комнаты - измученный, отупевший от невыплаканной тяжести, равнодушный к праздничному столу и даже к украшенной ёлке, к ним приходит Дед Мороз. "Ну, здравствуй, Сеня!" - громко и торжественно начинает Дед Мороз, и Сене становится чуточку неловко за него - ведь он всё знает, зачем же он здоровается с ним, как будто ничего не случилось? Сеня молчит, опустив голову, и тогда говорит мама: "Здраааавствуй, Дедушка Мороз! Ты знаешь, ведь Сеня, к сожалению, себя не очень хорошо вёл..." Сеня ещё ниже опускает голову - он прекрасно понимает, что означают эти мамины слова. Но урезание подарков сейчас не беспокоит его, только как-то неприятно, что мама говорит голосом воспитательницы на вчерашнем утреннике. А мама добавляет: "Но ничего, Дедушка Мороз, я думаю, Сеня в следующем году будет себя хорошо вести - он сейчас попросит прощения, а потом прочитает тебе стишок..." И ведь Сеня очень хорошо знает этот стишок! Они так долго учили его с мамой, и он так нравился Сене - особенно строчка "вырастет из сына свин, если сын свинёнок". (Когда мама в первый раз прочла Сене этот стих, он здорово обрадовался, что найдена, наконец, замена трудному слову "поросёнок", с которым Сеня не очень дружил, произнося его как "пасорёнок"). Но Сеня по-прежнему молчит, и мама, которой больше всего хочется обнять его и крепко-крепко прижать тёплую головку с папиной - на боку - макушкой, в воспитательных целях продолжает: "Вот видишь, Дедушка Мороз, какой Сеня упрямый мальчик..." Дед Мороз внимательно смотрит на Сеню, и вдруг тихим - не тем, которым здоровался, а совсем, совсем другим - голосом говорит: "Да нет, Сеня не упрямый - я его давно знаю..." Сеня поднимает взгляд на Деда Мороза и видит в грустных родных глазах такое участие, такую любовь, что понимает - вот он знает, знает всё, что не может высказать Сеня, а только чувствует всей душой... И Сеня, набрав столько воздуха, что чуть не задохнулся на вдохе, бросился к нему, и, за рывшись лицом в шубу, пахнущую морозом и папиными сигаретами, заплакал-закричал так громко, так исступлённо-отчаянно, но и с таким невыразимым облегчением, как не плакал ещё никогда.

  Алексей Попов,студент 4-го курса дневного отделения гуманитарного факультета ИНЖЭКОН (PR). Зима 2007-2008.