Серафима Семеновна...

 
Она всплеснула длинными, тонкими морщинистыми руками и визгливо-обиженно закричала: - У тебя мужики пачками с балкона падают, а ты???
Тембр ее голоса звучал пренеприятнейше и всегда напоминал визг, даже тогда, когда она желала кому-то здоровья. Ладно голос. Даже молчащая Серафима Семеновна выглядела неприятно-угрожающе. Казалось, она завизжит вот-вот и кинется с кулаками. Даже если за спичками зашла.
Что в описанной ситуации должна была бы делать я, я так и не смогла понять. И никакими не "пачками", нечего преувеличивать, всего два мужика у меня по очереди свалились с балкона. По пьяни, естественно. А еще потому, что входную дверь заклинило. Были бы трезвые - вели бы себя разумнее. Подождали бы, пока дверь починят. Или сами бы взяли починили. А так навязали простыней, жертвы детской начитанности "Оводом". И решили по этим простыням спуститься. Я потом эти простыни, кстати, выкинула, ибо развязать их было нереально. Один, между прочим, руку сломал. Второму море по колено оказалось. Жив-здоров. Пятый этаж, да. На четвертом жила соседка с длинными морщинистыми руками и все видела.
- Она завидует, - сказал мой тогдашний возлюбленный Лешка. - Ты молодая и красивая, а она старая и дряхлая. И с ее балкона хрен кто свалится. Там, кстати, такой бардак. Я, когда пролетал, видел.
- Знаешь... я тоже когда-нибудь буду старая и дряхлая.
- Все будем, не волнуйся.

В принципе, падающие с моего балкона тела - дело сугубо мое личное, и, наверное, личное дело тел и правоохранительных органов, если бы с телами что-то случилось. Старуху снизу этот момент никак волновать был не должен. Однако присутствовало одно отягчающее обстоятельство: той же ночью мы старуху слегка затопили. Именно слегка, поскольку мои мужчины все же спустились и рассмотрели размеры бедствия: двадцать квадратных сантиметров обоев и маленький кусок потолочной побелки.
Дело было так. Однажды мы с Лешкой, который только-только окончательно ушел ко мне от жены с трусами и джинсами подмышкой, решили то ли обмыть покупку видеомагнитофона, то ли просто бухнуть по случаю выходного. Джинсы, принесенные подмышкой, оказались не очень чистыми, поэтому я решила их замочить в ванне. Замочила и забыла. В момент всеобщего благополучия в очередной раз заклинило мой, на всю голову больной дверной замок. Можно было попытаться открыть дверь снаружи, но наружу нужно было как-то попасть. Дальше вы почти все знаете. Не знаете вы только того, что один из гостей, сломавший руку в полете с балкона, шел в травмпункт на своих двоих, потому что в 3 часа ночи крайне сложно было поймать такси. Лешку же сия горькая чаша миновала. Он был слишком пьян, чтобы что-то ломать. Зато по факту приземления ему улыбнулась проходящая парочка участковых.
- Ну что, молодой человек, - скаля зубы, спросили менты - много добра в квартире было?
- Между прочим, я здесь живу - еле ворочая языком, ответил Леша.
- И в какой же квартире проживать изволите?
Леша назвал номер квартиры.
- А это мы сейчас проверим - сказали менты и повели его по лестнице.
Убедиться в правдивости клиента, как и в отсутствии оной правдивости, им не удалось, ибо дверь по-прежнему не хотела открываться. Зато у меня возникла гениальная идея.
- ребята, а вы не могли бы мне помочь? - спросила я у ментов из-за двери.
- Как именно?
- Вы можете стать под моим балконом, я выкину вам ключи, а вы подымитесь снова и попытаетесь открыть?
Случай подобной эксплуатации сотрудников милиции по тем временам был достоин введения меня в анналы истории. На дворе было самое начало девяностых, время почти произвола.
Собственно, именно так инцидент и был исчерпан. Попав в помещение, Леша хлопнул кулаком по столу и сказал, что полетов на сегодня хватит, всем спать.
По ходу, меня уж полгода как одолевал Гера Чистюк, мой бывший одноклассник, живущий в соседнем доме. Гера был безнадежнейшим образом влюблен в меня, или же делал вид, что влюблен, а может, и вовсе, внушил себе этот спорный факт, параллельно внушив мне дикую, стыдную жалость, потому что ни малейшей взаимности к Гере у меня не могло возникнуть даже под дулом пистолета.
Одолевал он меня несколько странным, по моим понятиям, образом. Он приходил ко мне, садился на стул, сидел и... мычал. То есть действительно, по-настоящему мычал, словно больной теленок. Громко, жалобно и монотонно. Если в квартире, кроме меня, присутствовали какие-то гости, Герино мычание приводило их в замешательство и они через некоторое время пытались делать ноги. Я пыталась одновременно успокоить гостей и заставить Геру замолчать. Если первое было теоретически возможно, то второе - отнюдь. Гера отказывался замолчать до тех пор, пока все не разойдутся. Кое-кто из гостей как-то попытался воздействовать на Геру физически, что закончилось полным провалом и парочкой разбитых челюстей, ибо Гера был почти двухметрового роста и имел какой-то разряд по вольной борьбе.
Когда квартира становилась пустой, я начинала бояться, так сказать, попытки прямого контакта - и каждый раз зря, поскольку как раз тут Гера постоянно демонстрировал редкостное благородство. Он и подумать не смел даже прикоснуться ко мне. Он просто сидел, издавал уже остаточное, тихое мычание и наотрез отказывался покидать квартиру. Иногда под шумок подкармливал моего кота по кличке Иванофф. Выставить Чистюка удавалось примерно часам к двум ночи, неустанно аргументируя будущим ранним вставанием, и его, и моим, и вообще. График Гериных появлений неустанно колебался. Иногда он заходил поздно вечером, иногда совсем рано утром. Не открывать двери на его звонки было дохлым номером. Он начинал пытаться открыть дверь ногой, что сулило мне одновременно большие проблемы с соседями и финал деятельности и без того убитого замка. Открыть было всяко дешевле.
Гера ни в коем случае не желал меня завоевать или, упаси господи, обесчестить. Скорее, он хотел меня окончательно и бесповоротно изолировать от любого человеческого общества. Чего именно он хотел добиться подобным поведением, известно было одному ему. Через некоторое время после инцидента с соседкой снизу он, кстати, перестал заходить ко мне, а чуть позже, ко всеобщей радости, и вовсе уехал из города. Мне было, катастрофически жаль Герку, и половине моих друзей, наверное, тоже, однако единственным существом, всерьез скучавшим по нему, кажется, был кот.
Если быть окончательно откровенной, строить определенные отношения с Лешкой я решила в основном потому, что это был единственный в моем окружении человек, физически способный Геру с одного удара вырубить, обладающий для этого не только физической силой, но и моральной готовностью. Однако по закону подлости все время получалось так, что Лешка с Герой все никак не пересекались: то Гера был в ночную смену, то Лешка выяснял, еще до моего появления, изрядно трещащие по швам, отношения с женой, пока Гера мычал у меня на кухне.
Теперь, когда Лешка переехал ко мне жить, они должны были таки или иначе столкнуться. Я, одновременно с нетерпением и ужасом, ощущала приближение этого момента.
Все присутствующие спали на двуспальном диване, впятером в позе "ложки". Леха положил мне под голову одну руку и другой обнимал за пузо. По обе стороны от нас кто-то храпел, и в трезвом виде вынести сие вряд ли было бы возможным, однако алкоголь человечество изобрело отнюдь не только для развлечения, почему мы и отрубились.
В 5 утра раздался звонок. То есть мы, конечно, вряд ли в тот момент ощущали время суток, просто я услышала знакомый звук в темноте и первое, о чем подумалось моим, еще не окончательно протрезвевшим мозгам - да-да, вы угадали. "Пришел Гера" - подумалось мне. Затылком я почувствовала, как Леха попытался поднять спросонья голову, и моей задачей было не дать этой голове упасть снова.
- Леха! - прошептала я.
- Чего? - пробурчал Леха.
- Это Чистюк!
- Кто - кто?
- Ну, слышишь, в дверь звонят?
Обращать внимание любимого на звонок в дверь было излишне, так как звук не преминул повториться. Затем снова и снова. Все громче, чаще и наглее. Типично Герин почерк - подумала я.
- Который щас час? - пробурчал Леха?
- Не знаю. Ночь.
- Почему он звонит?
- В гости просится.
- Это этот что ли? Который мычит? - ранее, повторяю, видеть Чистюка Лехе не случалось. Зато случалось слышать о нем отзывы остальных.
- Ну да. Только если мы не откроем, он перебудит всех соседей.
- Я сейчас открою. Я сейчас так отрою, что его потом... в реанимации будить будут - уже четко произнес Леха, вынимая руку у меня из-под затылка.
- Осторожно, он мастер спорта по дзю-до - со сна я почему-то здорово напутала в спортивных заслугах Чистюка.
- Мы таких пачками солили - сказал Леха, направляясь к двери.
Держа в полной боеготовности кулак одной руки и, приоткрыв железные ворота другой рукой, Леха обнаружил на пороге хлипкого мальчика лет пятнадцати. Мальчик нервно и нерешительно произнес в угрожающей тишине:
- Здравствуйте, я из квартиры снизу. Вы нас топите.
Тут только Леха ощутил, что стоит по щиколотку в воде. Как оказалось, перед ним стоял племянник Серафимы Семеновны, приехавший погостить на выходные. Всеобщее пробуждение было настолько приятным, насколько приятным может быть подъем в шестом часу утра пятерых до синих чертей напившихся людей в основательно затопленной квартире. Причина потопа заключалась в замоченных в ванне Лехиных джинсах, забивших протоку при условии плохо закрученного кем-то из присутствующих крана. Что, в свою очередь, замечено не было по причине глубокой ночи и не менее глубокой бессознательности.
Кот Иванофф испуганно сидел на кухонном стуле, прижав уши к черепу и изредка облизывая мокрую шерсть.
Сравнивая площади, пораженные водой у меня и у Серафимы Семеновны в квартирах, я пришла к выводу, что негоже, все-таки, поносить хрущевки: в некоторых из них действительно очень качественные, хоть и кривые, полы. Протекло, собственно, только образовавшееся в результате оной кривизны озерцо в прихожей, остальное мы коллективными стараниями все-таки собрали тряпками за пару часиков. По ходу пьесы Леха с еще одним товарищем спустились вниз глянуть, чего да как, и, через некоторое время, поборов страх, я все же присоединилась к ним.
Как ни странно, о потопе Серафима Семеновна заговорила уже после того, как высказала все, что думает обо мне в контексте летающих по ночам с балкона мужиков. Серафима Семеновна заявила, что видеть у себя в квартире никого из нас не хочет, однако жаждет возмещения убытков. Убытков получилось на пачку побелки и банку краски. Когда кульминация сошла на нет, мы уселись за стол подсчитать финансы. Денег в тот момент не было даже на пачку сигарет. Занять их тоже было в упор не у кого. Леха погладил мокрого кота и грустно произнес:
-А знаешь, я когда видел этого парня у дверей, в майке, трусах и домашних тапочках, в ноябре-месяце, я подумал "Ну и крендель этот ее Чистюк!".
Через неделю мы все-таки нашли денег на стройматериалы и торжественно вручили их Серафиме Семеновне лично в руки. После этого она не давала о себе знать до самой весны. Весной мы ощутили, наконец, божественное возмездие. Придя из гостей, мы в буквальном смысле встали в лужу, образовавшуюся из струйки, стекающей по потолку. Нас топили соседи сверху. Мы поднялись и постучали. Стучали мы настойчиво и долго. И бессмысленно. Дома никого не было.
Спускаясь, мы обнаружили у собственных дверей Серафиму Семеновну в состоянии крайнего бешенства. Мы провели ее в квартиру и указали на потолок. "Бабушка снизу" не хотела ничего слышать и видеть тоже. Она пригрозила судом. Мы отмахнулись. Она еще раз пригрозила судом и скрылась. Через час приехали сонные мужики из ЖЭКа и перекрыли стояк. Оказалось, что соседи сверху не жили дома более полугода. У них там чего-то прорвало.
Немного ранее, ближе к наступлению весны я начала подпиливать Лешку насчет его, буквально "двусмысленного" семейного положения. Точнее, в цепочке подпиливания я была вторым звеном после собственной мамы, которую факт Лехиного состояния в официальном браке, понятное дело, не устраивал. Появляться у жены и форсировать процесс Леха не имел желания. Жену такая ситуация то ли устраивала, то ли ей было все равно. Мне же подобные разговоры никогда не доставляли удовольствия. Но надо было как-то...
- Леш, разведись, пожалуйста - набравшись смелости, сказал я как-то.
- Я разведен - сказал Леша.
- Нет, Леша. Ты женат.
- Женат. - сказал Леша. - На тебе, - и, изрядно повысив голос, добавил - И я не хочу больше вообще поднимать эту тему.
Однако если некая, интересующая одну сторону тема, искусственно сохраняет статус кво и внешне как бы тихо, внутренне тема начинает разъедать интересующуюся сторону изнутри. Ситуация обернулась внутриквартирным миром и принципиальным бойкотом с маминой стороны. Она распухала и грозила обернуться моим неврозом. Ни к чему другому роль прокладки привести не может.
Но внешне, повторяю, все было тихо. Довольно долго было тихо. Наверху, кстати, тоже. Соседи сверху упорно не появлялись. Не слишком торопясь, мы сделали что-то вроде ремонта. Я окончательно разругалась с мамой. Мама перестала звонить и требовать Лехиного развода. Стало спокойнее. Шли недели. Стояло лето. Распухающая мысль спряталась куда-то совсем уж внутрь. На время.
И вот в это самое время мы, хронические идиоты, как назло решили постирать одеяло. Бараны, одним словом.
Свежевыстиранное одеяло весит... как бы сказать.. много весит, короче. Леха вынес его мокрым на балкон и повесил на перила. И расправил аккуратненько так. Оно было чистеньким, мокрым и его грело солнышко. По ходу, мы готовились к приходу Генки с женой. Пивом запаслись, в холодильник его поставили. И, открывая Гешке дверь, не услышали ни легкого потрескивания перил, ни последующего грохота. Лишь через полчаса, когда Гешка вышел на балкон покурить, и крикнул нам оттуда "Ребят! А это не ваше одеяло случайно?". Мы прибежали и увидели наше одеяло, мирно лежащее на балконе у Серафимы Семеновны. Бардаком тамошним с зимы не занимался решительно никто.
Первым заговорил Гешка. Гешка был мастер на все руки. И он очень многое знал о наших отношениях с бабушкой снизу.
- У вас проволока есть?
- Нет.
- А веревка?
- А как веревкой?
- А так веревкой. Дай веревку, я покажу как.
Я решила вмешаться.
- Ребят, да ну его это одеяло. Новое купим.
- Нет - сказал Леха. Это вопрос принципа.
Ладно, я нашла веревку. Сняла ее с сушилки для белья, то есть. Генка привязал веревку к деревянным плечикам, вынутым из шкафа. Получился гигантский рыболовный крючок. И вот этим крючком мы тыкали в лежащее на нижнем балконе одеяло довольно долго. Потому что одеяло было гладкое и уцепиться крючку было практически не за что. Требовалась сноровка. На рыбалку никто не ходил довольно давно. Сноровка отсутствовала.
Так мы провели еще полчаса. Затем зазвонил телефон. Я сняла трубку и услышала давненько отсутствующий в своих барабанных перепонках визг Серафимы Семеновны:
- Приходите и забирайте...
Потом Лешка рассказал, что, когда он зашел в нижнюю квартиру, Серафима Семеновна молча провела его не балкон, выдала уже не такое чистое одеяло, провела обратно к двери, и, нажимая на дверную ручку, расплакалась. Когда она плакала, она почти не визжала. Она рассказала Лехе о том, что по национальности она немка, и муж у не немец, был, потому что фашистов не впечатлило то, что он немец, и ее потом эвакуировали в Узбекистан. Потом прислали в Донецк, но замуж ее в Донецке не брали, и квартира у нее вот эта однокомнатная как была, так и осталась, и пенсия хоть и приличная, но вся уходит на подарки племяннику, которого она с тех пор не видела, и что она очень, очень несчастный человек, но в суд на нас, , она все равно подаст, пусть мы даже не сомневаемся. Она, между прочим, пожилой человек, она 12го года рождения...
- Хорошо выглядит - сказала Генкина жена.
ХХХ.
Они опять что-то напутали там, в суде. Они принесли повестку, датированную тем числом, когда судья ушла в отпуск. О чем мы, конечно же, не знали. Мы зашли сначала в один зал, потом во второй, потом долго искали хоть кого-то, кто в курсе, потом нам объяснили, что секретарь ошиблась, и велели идти домой. Идя по коридору, Леха слегка притормозил, затем и вовсе встал на месте и принялся изучать какую-то наглядную агитацию.
- Леш, ну ты чего там, пошли домой.
- Погоди - сказал Леха, продолжая вчитываться в агитацию.
Я подошла поближе, на стендах белели образцы заявлений о разводе.
- Ты что делаешь? - спросила я.
- Прикидываю, - ответил Леха. И, помолчав, добавил - Ведь не всю же жизнь мне состоять в законном браке с Анной Сергеевной.
Выйдя из здания суда, мы обнаружили нашу бабушку снизу, сидящую в тени на скамейке и прячущуюся за какую-то газету. Газета также иногда применялась ею для обмахивания.
Через месяц нас оштрафовали по смете на изрядную сумму, еще через полтора года мы с Лехой расстались потому, что я крайне неудачно влюбилась. К жене Леха не вернулся. Сначала жил где-то один, звонил мне раз в полгода, а потом и вовсе пропал.