Управдом...

 
  Я была свято уверена, что эту должность упразднили одновременно с развалом Союза, если не раньше. И когда мне что-либо рассказывали об этой женщине благоговейным тоном ("вот с кем ссориться действительно не нужно, так это с...") и называли ее Управдом, думала - шутят. Ну, или прозвище у нее такое.
Оказалось, действительно управдом. Ша. Управдом-ша. Реальная, в ЖЭКе числится. Потому и ссориться с нею мне не рекомендовали. Никто еще не ненавидел меня такой чистой, неприкрытой и где-то даже очаровательной ненавистью.
Она курила «беломор» и изъяснялась басом, а также постоянно красила волосы в насыщенно-коньячный цвет и оттеняла темной пудрой свой крючковатый клюв. Она была чем-то похожа на злую Анну Ахматову. Злую и жутко любопытную. Пожалуй, что получается у меня перманентно на пять баллов - так это внушать антипатию власть имущих.
Впрочем, как сказано в начале этой эпопеи, один мой кровный родственник внушил подобную антипатию к своей персоне еще до моего появления в доме. Яблочко от яблоньки укатилось ровно настолько, насколько двадцатидвухлетняя я отличалась от уже пожилого и в гробу всех видавшего предка. По мнению управдома, яблочко вообще никуда не укатилось. Оно висело на месте в ожидании Ньютона. Ньютон не заставил себя долго ждать. В смысле, война началась из-за одного из первых Лехиных появлений в моем подъезде (все проблемы всегда из-за мужиков, правда, девчонки?). Как назло, меня в тот раз не было дома. А мобильных телефонов тогда еще не изобрели. Точнее, уже изобрели, но мы как-то не застали этот момент, а также материальное положение, должное моменту соответствовать. Догнали спустя пару-тройку лет... Правда, у меня был стационарный. Но о нем Леха забыл. Или же решил сделать мне сюрприз. Или же у него не было карточки для телефона-автомата, жетона или двух копеек, в зависимости от эпохи.
Управдом (которого на самом деле звали Людой, а, узнав об этом, мы тут же стали за глаза величать ее Людоедой) услышала тяжелые и, возможно, разочарованные моим отсутствием Лехины шаги вниз по лестнице, выглянула из-за двери, и спросила: "Молодой человек, вы к кому?". Не услышав ответа, она добавила "И вы кто вообще?". Опасность ее заключалась в том, что, в отличии от всех остальных жильцов, она имела полное право интересоваться подобными вещами ввиду занимаемой должности. Но Леха не знал об этом. В такт собственному настроению он наигранно-трагичеки произнес:
- Я, тётенька, террорист чеченский. Пришел тут терактов посовершать слегка, - и, демонстративно сняв с плеча сумку и даже приоткрыв ее чуть-чуть, добавил - Видите, у меня даже граната есть?
Глупо было винить Леху за проявленную инициативу. Тем более, что на его месте я поступила бы также.
То ли управдом восприняла сие за чистую монету, забыв о том, в каком городе и, главное, какой стране находится наш многострадальный дом, то ли упоминание в войне в Чечне послужило спусковым крючком, но с тех пор ее военные действия супротив моего нахождения в квартире активизировались, пусть и достаточно хаотично. Однажды она позвонила мне поздно вечером, и задала один, на первый взгляд ничего не значащий вопрос:
- Скажите, ваши родители - угольщики?
Юмора в тот вечер я ожидала откуда угодно, только не из телефона и не этим голосом. Я не смогла удержаться и расхохоталась в трубку. Меня почему-то дико рассмешило слово "угольщики", ибо по отношению к шахтерам его практически никто не использует, а персонажи, угольщиками руководящие, зовутся неизвестно как. - Нет! - весело сказала я.
- Ну, вот и, слава богу! - зло ответила женщина - управдом и грохнула трубкой. Слушая гудки, я слегка озадачилась. Мне и в голову придти не могло, почему столь странный вопрос был задан на самом деле.
Как оказалось потом, управдомше ничего не стоило придти в ее любимое заведение ЖЭК и порыться в анналах истории. Наша квартира оказалась приватизированной, мало того, грамотно приватизированной отцом. Это значило, что выселить меня невозможно. Или же, если взять за основу отсутствие в этом мире чего-либо невозможного, для этого нужны веские основания. Например, противоправные действия. Которых за мной, к величайшему ее сожалению, не числилось. В поисках объективных причин она добралась до нашего, не КГБ-шного и не Минуглепромовского происхождения. Почему, собственно, и задала вопрос о родителях. Она немного поносилась с этой идеей и со временем ощутила ее безрезультатность, как я полагаю. Общество не прощает неприкрытого равнодушия к нему отдельно взятого индивидуума. На следующий день после "угольного" звонка я стала случайным и незаметным свидетелем диалога нашей героини с живущей через стенку от нее Этери Вахтанговной. Я собиралась куда-то уходить, уже открыла входную дверь, и тут моим ушам предстало проистекающее снизу. - Интересно, чем они там занимаются? - в ее интонации чувствовался высоко поднятый указательный палец, направленный сквозь кафельную плитку этажа как раз к моему жилищу.
- Боже мой, Людочка - как бы "всплеснула руками" Этери Вахтанговна, - Да наше ли это дело?
- Я не о том. О чем вы. Подумали. - сухо и отрывисто отпарировала управдом.
- Да пусть хоть духов вызывают! Молодые, красивые! - защищала меня толстая грузинская старушка - харчеед.
- Вот-вот - сказала управдом. - Духов... дух у них их квартиры постоянно какой-то... марихуановый.
- Какой-какой? - удивленно переспросила Этери Вахтанговна.
Тут надо кое-что пояснить. Дело в том, дорогой читатель, что все... так сказать, реабилитационно-развлекательные моменты в моей квартире в течении всех семи лет моего там обитания ограничивались исключительно продуктом имени Дмитрия Менделеева и более ничем. Возможно, кто-то когда-то и курил наркотическую растительность, принесенную с собой. Но исключительно на балконе, и не более пары раз за всю историю. Ибо есть у меня такая, далеко не всем нравящаяся особенность: не одобряю я курения травы на территории собственного дома. У всех, знаете ли, свои странности.
Поэтому, услышав такое обвинение, я очень... как бы это сказать... удивилась. Другие обвинения меня, впрочем, не удивляли. Когда по справедливости- оно и по справедливости: пьем, шумим заполночь, Серафиму Семеновну пару раз заставили в водное поло поиграть у нее же дома. Что было - то было. А вот чего не было - того, извините, не было. - Какой-какой дух? Ма-ри-ху-а-но-вы-й??? - пожилая грузинка сделала паузу. - Людочка... А ты-то откуда этот запах знаешь?
Управдом неожиданно замолчала. Они еще немного побеседовали о погоде, о невестке Этери Вахтанговны, стиральных машинах, и разошлись. Я крепко задумалась. Есть два мнения по поводу обвинений, несправедливых заведомо. То есть, когда откровенно в том, чего не было никогда и, нет, обвиняют. Одни считают, что надо свою невиновность в этом случае всячески с пеной у рта доказывать, а вторые, что именно в этом случае как раз необходимо молчать. Меня озадачило другое: на основе чего именно управдом сделала предположение о траве? Версия у меня получилась одна и версия эта впоследствии оказалась ошибочной: легкие наркотики мне "шили" как бы заодно со всеми прочими злодеяниями, как-то потоп у Серафимы Семеновны, сожительство с чеченскими террористами и развратные действия моего кота по отношению к пятнистому чучелу тети Аллы.
Истина открылась внезапно, спустя пару месяцев. Запомните сей факт, а я расскажу пока, что же произошло за ту пару. Однажды в воскресение меня решили поставить перед фактом негативного отношения к моей персоне, скажем так, подъездного большинства. Управдом позвонила в дверь в девять утра. Что мог человек моего склада, рода деятельности, моей биографии делать в воскресение в девять утра? Видеть прекрасные сны, конечно же. Дверь открыл Леха. Ему молча вручили некую бумагу и удалились восвояси. С бумагой по факту моего пробуждения меня ознакомили. На белом листе А4 в правом верхнем углу было написано: Начальнику ЖЭУ?4 Прокопенко Ф.А., от жильцов 3го подъезда такого-то дома по проспекту Гринкевича, город Донецк. Заявление.
Далее петиция гласила: "Просим принять меры по выселению, моя фамилия, прописанной по адресу, ввиду аморального поведения, моя фамилия, заключающегося в регулярном затапливании Петровой С.С. и постоянном курении наркотиков (изнасилование тети-Аллиной кошки решили не упоминать, видимо)". Дата и... 16 подписей. С фамилиями, напротив которых стояли номера квартир. Среди них были наша управдомша, хозяйка пятнистого чучела, упомянутая Петрова С.С, "КГБ" с неожиданно открывшейся оригинальной фамилией "Богомол" и еще 12, которые я даже не смогла идентифицировать и вообще не могла понять, откуда они взялись. Ощущение было такое, что подписаться решил... или же не решил, а был вынужден, дабы с тем, с кем надо, не ссориться, весь подъезд, а не только ответственные квартиросъемщики. Однако! Ни номера квартиры Этери Вахтанговны, ни фамилии, которая теоретичеки могла бы заканчиваться на "дзэ", "швили" или "ая", в списке не было.
Мы с Лехой еще раз перечитали бумагу, выкурили по сигарете, посмотрели друг другу в глаза... и поставили внизу еще две своих подписи. После чего, гнусно хихикая, засунули пергамент в почтовый ящик управдомше.
С тех пор довольно долго не происходило абсолютно ничего. Управдом, Петрова и тетя Алла меня глухо игнорировали, к огромной моей радости, и все бы хорошо было бы, да вот не давало мне покоя пресловутое обвинение в "постоянном курении наркотиков". Откуда они взяли это??? Наконец... помните вышеупомянутое? Истина открылась. Внезапно и ошеломляюще. Прямо перед нашим с Лехой отъездом в Крым.
Я возвращалась домой. На лавочке традиционно заседал консилиум, состоящий по большей части из подписавшихся под заявлением. Гордо подняв голову, я намеревалась пройти мимо. Вслед мне раздалось:
- А за своим-то, за своим не следит совершенно! Он прямо сейчас у нее дома марихуану курит, а она разгуливает! Пять минут назад мимо проходила, из квартиры такой запах, аж дым идет!
Я плюнула на зарок никогда не разговаривать с консилиумом, обернулась и спросила: - Неужели пять минут?
- Три, милая моя, три! Зайди вон домой, понюхай.
Я ускорила шаг, добежала до квартиры и позвонила в дверь. Дверь мне открыл Леха, смотрящий на меня явно ничем не омраченным взором. Из комнаты чем-то пахло... чем-то, запах чего я уже неоднократно явно когда-то чувствовала... Я демонстративно принюхалась и взглядом изобразила крайнюю заинтересованность.
- Ты чего? - не понял Леха.
- Это чем там пахнет? - спросила я.
- Как это чем? Это же твои палочки сандаловые. Тебе жалко, что ли? Мне запах нравится... я жгу иногда...
Кажется, у меня тогда началась истерика.
ХХХ
Мы встали пораньше, собрали рюкзаки, положили деньги и документы в такие, как бы "кенгурятские" сумочки, которые носятся вокруг талии, снесли рюкзаки в машину и попросили таксиста подождать минут 7-8. Затем закрыли дверь в квартиру на все замки и заклеили сверху бумажкой с какой-то печатью, которую предварительно оторвали от старой медицинской справки. На печати, если внимательно приглядеться, было написано "Детская поликлиника, Ворошиловский район". Затем Леха достал из-за пазухи то, из-за чего и ради чего... И кусок пластилина размером где-то с кулак.
На каждом этаже было по три двери. У каждой двери было по две петли. Итого, на каждый этаж нам нужно было минимум 6 палок. 5 этажей - 30 палок. Как раз три набора, Леха все правильно рассчитал. Возле каждой петли Леха налепил по крошечному куску пластилина. В пластилин мы вставили по палочке. Потом постояли, подумали и вынули палочки из дверных петель квартиры, принадлежащей Этери Вахтанговне. И вставили их же в дверь управдомши, как дополнительные. Затем тихо, почти на цыпочках прошлись с пятого этажа на первый и подожгли сандал. После чего ринулись во двор, к машине. Уже в машине Леха сказал:
- Давай ты со мной поспоришь, чисто символически?
- По поводу? - спросила я.
- Они обыщут каждый сантиметр, но ни одна из них не догадается посмотреть в дверных петлях.
- По рукам. - сказала я.
Когда мы вернулись, а произошло это примерно через месяц, Этери Вахтанговна, с трудом сдерживая свой сочный, живой и басовитый смех, сказала нам, что запах сандала в подъезде не мог выветриться где-то неделю. "Мне даже понравилось" - призналась она. "В подъезд входишь, как в храм". И спросила потом, почему же все-таки наша квартира была опечатана, если она все-таки приватизирована. Связь, какая? - спросила Этери Вахтанговна и любопытно подняла густые черно-седые брови.
ХХХ
Весьма скоро управдомшу вдруг стало не видно и не слышно. Она даже перестала появляться на консилиуме у лавочек. Из монастыря к ней вернулась дочь, когда-то тяжело ударившаяся в православие. С тех пор Людоеда перестала обращать на нас внимание.
А через полгода я уехала из страны, на время, и из дому. Навсегда.